К великим истинам ведёт тропа ошибок...
Поль Валерии Анна проснулась, открыла глаза, они тотчас закрылись под тяжестью век, но это не спасло её от мысли, в мгновенье овладевшей ею. Эта мысль была мучительна и невыносима от сознания того, что мир, открывшийся ей и властвовавший над ней с великой неодолимой силой, внезапно погас. Мир, затмивший эту угрюмую комнату, с каждого угла которой светились пустота и серость, эту кричащую бедность, тоску в глазах родителей, из последних сил старающихся вырваться из тисков нищеты, которые не только не ослабевали, а сдавливали ещё сильнее, мир радостных встреч — погас. С этим нельзя было смириться и не хотелось в это верить.
Анна, чья душа ещё не была тронута любовью, впервые за свои пятнадцать лет узнала, что в жизни есть нечто несравненно большее, чем каждодневная суета. Две недели она встречалась с юношей из своей школы, он был на два года старше её, красивый, высокого роста, но душа его была заперта семью замками, то ли сам замкнул её, то ли родился с замкнутой. Раньше ей тоже кто-нибудь нравился из мальчиков, но то было совсем другое, просто она выделяла кого-нибудь из общей массы школьников и в мечтах отдавала ему предпочтение. Теперь же чувство, рождённое в её чистой душе, можно было сравнить с полётом в прекрасное, так неожиданно прерванным.
Каждый раз, когда она шла на свидание, душа её летела впереди неё, словно показывая дорогу, с которой она уже не могла свернуть. Тишина сопровождала её, и только тени от одиноких деревьев, прижившихся у дороги, ложились ей под ноги. Заглядевшись на дерево, Анна думала, что оно, наверное, страдает от одиночества, а вот она, Анна, испытывает радость предстоящей встречи.
Взявшись за руки, они бродили по глухим тропинкам на окраине города, недалеко от улицы, где жила Анна. Гуляя до сумерек, они любовались закатом и говорили, говорили. Её любимый рассказывал ей о прочитанных книгах, о своих друзьях, о планах на будущее. Лицо Анны становилось одухотворённым, от радостного волнения лёгкий румянец заливал щеки. От её взгляда ничего не ускользало: вдали роща, а за нею возвышалось поле, изумрудное, уходящее в небо, где облака были похожими на снежные холмы, прилегшие отдохнуть.
Закат Анне не представлялся чем-то уходящим, он ей казался символом жизни, краски которой манили, волновали, зачаровывали: расплавленное золото длинной полосой держалось на лиловых волнах неба, медленно погружавшихся в невидимое пространство. Она и раньше могла им долго любоваться, но сейчас, когда её душа была окрылённая любовью, он казался ей ярче, великолепнее и таинственней, словно существовал для того, чтобы украшать её прогулки и вызывать едва ощутимую мысль о том, что всё проходит, и потому, думала Анна, сквозь его золото проступала чуть заметная печаль расставания.
Три дня он не приходил, рушилась последняя надежда. Анна встала с кровати, оделась, бесцельно походила по комнате, потом вышла во двор дома, села на скамейку.
Июньское солнце ласкало и грело её тело, но не согревало её душу, восторженную и хрупкую, легко ранимую, жаждущую чистой и всепобеждающей любви, всем искренне верившую, уже познавшую безграничную радость общения с любимым человеком, и эта радость канула в неизвестность -словно земля уходила из-под ног Анны в образовавшуюся трещину.
Как молния внезапно раскалывает небо на две части, так родившееся чувство Анны раскололо её жизнь на прежнюю, грустную и однообразную, и настоящую, в которой она металась, как заблудившийся в ночи путник, увидевший свет в окне, неожиданно погасший. Она увидела опять своё безрадостное существование, только к нему прибавилась боль разлуки, которая сжигает её сердце и продолжит сжигать в будущие дни. Значит, радость встреч не для неё, встреч, когда слышишь красивые, ласковые слова, согревающие душу, вселяющие веру в себя, в свою значимость. Анна сжала виски руками, склонила голову, и горячие, спасительные слёзы хлынули из голубых, затуманенных тоскою, глаз.
Всё лето прошло в ожидании чуда, под знаком воскрешения утраченного. Но в неизменно изменяющейся жизни ничего не повторяется.
Каждый вечер Анна выходила на тропинку, по которой раньше приходил её любимый, и глядела в ту сторону, откуда он мог появиться, но - не появлялся. Так рыбаки на отколовшейся и унесённой в море льдине всматриваются в пустынный берег в надежде увидеть своих спасителей.
Подруги, зная о её страданиях, успокаивая, говорили ей:
— Ещё всё впереди, ты ещё полюбишь.
— Зачем мне то, что будет когда-то? - обижалась Анна. И чувства будут другие, и сердце, изболевшееся, не сможет так трепетно любить, всё будет другое: и небо, и дни, и солнце будет светить иначе. Душа сгорает невидимым пламенем, и сколько ей, обожжённой, ждать выздоровления?
Что ещё нужно было её душе-мечтательнице? Она наслаждалась природой и присутствием своего любимого, пила прохладу вечеров, вглядываясь в каждый кустик, каждую полянку, встречавшуюся на пути, точно пчела, перелетала от цветка к цветку, наслаждаясь его нектаром.
Стройная линия тополей заменяла им парк. Анна думала, почему так прекрасна природа? Может, бесконечное число оттенков её красок существует для того, чтобы заслонить собою все мрачное и печальное в повседневной действительности? Каждый вечер закат совсем другой: и линии другие, и краски иные, ярче или тускнее, зовущие, величественные, вобравшие в себя смиренье, торжество, отчаянье и неодолимую жажду жизни.
Анна начинала понимать: мир создан для любви, движущей силы вселенной, и она не противилась этому чувству, а всецело ему принадлежала. Какой-то таинственной властью она пришла в этот прекрасный мир, двери которого не всем открыты.
Наблюдая за взаимоотношениями своих родителей, она не видела и малейшей искорки любви, только присутствие чувства долга перед детьми, перед семьёй.
Отец рассказывал Анне о том, как он женился. Было ему тогда двадцать восемь лет, жил он в городе, приехал по делам в деревню и увидел там восемнадцатилетнюю девушку, пред-ложил ей с ним уехать. Эту девушку давно тяготила деревенская жизнь, и она сразу согласилась отправиться с ним и выйти за него замуж. А потом поняли, что трудно им жить вместе, но жили, детей любили. Только вот чувство всепобеждающей любви им было неведомо.
Союз матери и отца, скованный невидимой цепью судьбы, держался на чувстве долга перед семьей. Анна в душе осуждала такую жизнь, вызывающую в ней боль сердца от понимания, что ничего нельзя изменить в их отношениях друг к другу. Любовь — только в самом человеке, чувство, украшающее жизнь, а этого чувства в них не было. И эта мрачная, унылая, беспросветная жизнь, терзавшая их в прошлом, будет сопровождать — в будущем. Единственной светлой надеждой, дававшей им силы, была та, что жизнь их детей будет лучше, чем у них, что дети утешат их в беде, и они, родители, состарятся не в одиночестве.
Анна знала, что каждая женщина, если её не посетила любовь, мечтает о ней, даже находясь за высокими, недоступными стенами, что мысли и чувства — великая собственность каждого человека, их нельзя отнять, сжечь, превратить в пепел. Они могут сами сгорать и возрождаться, как птица-феникс.
Видя, как живут её родители, соседи, семьи её подруг, Анна знала изнанку жизни, знала, существуют обман, предательство, что за доброту платят злом, но всё это ещё не коснулось её, не тронуло её душу, она жила в ослеплении чистоты чувств и не хотела их терять, была наивной девушкой, с доверчивостью маленького котёнка, не подозревавшая о том, какие страсти и разочарования поджидают каждого на жизненном пути, потому она продолжала жить в мире иллюзий.
Однажды Анна увидела своего любимого на улице в центре города, он шёл с другом, приветливо ей кивнул и пошёл дальше, не замедлив шага, не оглянувшись. Сердце Анны так сильно билось, что ей казалось: она вот-вот задохнётся или потеряет сознание. Но не произошло ни того, ни другого.
А в начале нового учебного года она вновь увидела его, но уже с девушкой, высокой, красивой, на вид старше его. Анна думала, может, теперь её чувства станут угасать, но они, как затянувшаяся болезнь, принимали хроническую форму.
Осенними тёплыми вечерами, когда серебристые, тонкие, остроконечные листья осины, тронутые золотом времени, при лёгком дуновении ветерка осыпались, как фейерверк, а листья тополя кружились и медленно слетали ей на плечи и под ноги, словно непрочитанные письма из её будущей жизни, - ей так не хватало его присутствия. Лунный свет, вливаясь в окна и заливая комнату, лишал её сна, возбуждая и томя её душу. Уже глубокой осенью, когда Анна шла из школы, взгляд её упал на сухую траву у дороги, в ней островком, как стайка воробьев, виднелись застрявшие кусочки бумаги с её почерком, ветер их не унес, и дождь не размыл слова, она сразу поняла, что это обрывки её письма, написанного ему, которое она, не решившись отправить, порвала и бросила здесь полгода назад. Она остановилась, в этих клочочках письма запечатлелись её радость и переживания, и они, как живая плоть, притянули к себе её мысли. Пусть лежат, решила Анна, раньше в густой траве их не было видно, а теперь она, проходя мимо, будет на них смотреть, пока снег не спрячет их от её взора.
Зимой Анна бродила меж деревьев, осыпанных снегом, и на снежных полянках вычерчивала его имя, долго смотрела на буквы, словно они могли ей что-то сказать.
Классный руководитель, видя рассеянность Анны на уроках, говорила ей:
— Что-то ты хуже стала учиться, память потеряла, что ли?
«Нет, не память я потеряла, души моей нет со мной, она там, где он» — думала Анна.
На каждой большой перемене она бежала к окну в коридоре, надеясь хоть издали увидеть его во дворе школы. Делая уроки, думала о нём, ложилась спать и просыпалась с его именем, приписывая ему все благородные качества души.
В конце учебного года её друг бросил школу, пошел учиться на плотника, но вскоре и это занятие ему не понравилось.
Весь следующий учебный год, до окончания школы, он ещё занимал большое место в мыслях Анны, но чувства её к нему угасали, точно костерок, в котором уже нечему гореть.
В результате Анна, романтик в душе, уже не бежавшая за своей мечтой, перечёркнутой действительностью, понимала, что свет электрической лампочки принимала за солнце, ручей — за быструю речку, а кустик травы у дороги — за ромашковый луг.
В жизни всё изменчиво: чувства, небо, меняющее краски; облака под синевой, словно льдины в океане, гонит их ветер и сгоняет в тучи, и вот они уже дождём осыпаются на землю. Играет вселенная со своими слугами: солнцем, ветром и дождём, всем живым и неживым в своих владениях. Планеты управляют планетами, людьми - люди, боги - силы небесные, и дано человеку свойство обманываться — условие существования. Так архитектор, построивший дом на болотистой почве, вскоре от него отказывается, вынужденный поверить, что он вместе с домом может быть поглощён этой трясиной.
Мечта и реальность разделены пропастью, и чем возвышеннее мечта, тем глубже пропасть, и преодолеть её может только тот, чью душу Бог наделил крыльями. Любовь — несвободна. Она больше других чувств зависит от окружающего мира. Она, как человек, должна дышать, если дышать нечем — она умирает, но тень её повсюду, точно осенью опавшие листья.
Время, состоящее из дней и ночей, времен года, бежит и бежит, как волны большой реки, впадающей в океан вечности, и уносит с собой все страсти человеческого бытия: в детстве — обиды за не купленную игрушку, в школе - страх из-за невыполненного домашнего задания, в юности и зрелом возрасте -проблемы намного сложнее. Жизнь уходит, и каждое поколение оставляет в просторах вселенной своё дыхание, связанное с плотью земли. Годы, обрушивая на человека познание жизни, новые заботы, прозрение, побеждают любовь.
После окончания школы Анна поступила учиться в гуманитарный институт. Студенческая жизнь подхватила её и понесла в своём русле. Душа её уже сформировалась, и главным в ней было благородство и стремление познавать мир и неотъемлемое в нём - человеческие поступки, желание подняться над страстями, господствующими в людях посредственных.
Однажды летом, после окончания второго курса, Анна на остановке трамвая встретила того, кому так долго принадлежали её мысли и чувства. Его вид (небрежно одет, небрит, запах спиртного) удивил ее.
Он же был рад этой случайной встрече:
— Ой, кого я вижу! Ты хорошо выглядишь. С тобой ещё можно подружить.
— Правда?
— Точно. Приходи сегодня на центральную площадь. Приходи сегодня на центральную площадь. Придёшь?
— Конечно, нет.
— Почему?
— Запоздалая встреча.
— Для меня - нет.
— А для меня - да.
— Ты же учёная, с рабочим классом не хочешь иметь дел.
— Сейчас не хочу.
Он не отрывал от неё удивлённого и восхищенного взгляда, осматривая её всю, словно вещь, которой когда-то пренебрёг, а теперь эта вещь вдруг предстала перед его взором, и он глядел на неё другими глазами. Трикотажное платье в серенькую мелкую клеточку, украшенное белоснежным воротником, красиво облегало тонкую талию Анны. Босоножки на шпильке делали её высокой. Длинная русая коса, привлекавшая взгляд не одного юноши, теперь зачаровывала его. Глаза Анны глядели спокойно и равнодушно, проницательный человек мог бы в них прочесть удивление: «Неужели я когда-то любила этого, стоящего передо мной, парня?» Словно в калейдоскопе, мелькали картины её боли и тоски, теперь казавшиеся ей пустыми и ненужными. Она вспомнила: обманываться — одно из условий существования.
Эта встреча не только не обрадовала ее, но и навсегда развеяла прошлые заблуждения. Анна поспешила сесть в первый подошедший трамвай. Проехав одну остановку, она вышла с легким сердцем, как будто стряхнула с него налет пепла, который и не беспокоил её, но иногда напоминал о себе.
Видно, Бог знает лучше, что нужно и кто нужен каждому, живущему на земле.