Синь неба уплывает к горизонту,
и облако, как лебедь, над рекой,
и в этом есть таинственное что-то,
где властвует величия покой. И, кажется, земля плывет, качаясь,
и нежится в объятьях синевы.
Какие ждут ее еще причалы,
какие снятся ей земные сны?
Как странно мне: и я на этой сцене,
и мне дана пусть маленькая роль,
чтобы узнала жизни этой цену.
О, неба синь, пройти весь путь позволь.
Свершится все, как в прошлых эрах будет:
и свет, и тень, и музыка ветров,
и рабство древнее, цари и судьи;
сценарий века уж давно готов.
Написан он деяньем наших предков,
не властны мы нисколько изменить,
нас жизнь соединила с ними крепко,
к нам тянется невидимая нить.
Мой занавес пока страстей граница,
и за игрою смотрит режиссер,
а жизни свет ликует и струится,
свои лучи над тьмою он простер.
Завет я помню: каждый миг последний,
не отрави его дыханьем зла.
И облако плывет, как белый лебедь,
но красота еще мир не спасла
от распрей, от безумства и пороков,
от войн жестоких, непомерной лжи;
и кто отодвигает дальше сроки
эпохи обновленной рубежи?
А если я на сцене, кто же зритель?
Кто роль свою давно уже сыграл?
Хулите, защищайте иль вините...
Добро идет, как свет, на пьедестал.