В пустоте растаял сердца плач —
весь в работе тихонький палач,
не коснется его мысль креста,
жизнь в нем без палачества пуста. Мир ему не кажется шедевром,
из гвоздей стальных достались нервы.
Ткет безумство полотно коварства —
для него и есть оно, богатство.
Палача не тронет сердца плач,
что ему до тонкостей сердечных,
он так близок к серии удач,
так далек от философий вечных.
Не кричит, не стонет гильотина —
времени подвластная машина.
Но еще один, последний миг —
пишет кисть невидимая крик,
что похож на пламени язык,
что из бездны будто бы возник,
и несутся искры в небеса,
словно чьи-то тихи голоса.
И встают кресты распятьем тел...
Он бежит от тысяч глаз и лиц,
сердцем и душою омертвел
посреди воздвигнутых гробниц.
Но зовет опять безумный рок
вызывать смертельный крик и шок.
Жертвы, жертвы на краю пути...
Боже, палача ты победи.