Дни отдыха Зои в санатории закончились. Завтра утром в восемь часов на территорию санатория приедет автобус, чтобы доставить в город отъезжающих, потом сутки в поезде, и она - дома. Зимний отдых имел свои прелести: горный воздух, катание на лыжах по склонам холмов, прогулки в сосновом бору. С восхищением глядя на зимние пейзажи, созданные природой и предоставленные людям, Зоя, романтик в душе, сожалела, что она не писатель и не может описать прелесть этого уголка, только память унесёт с собой всё виденное.
Общалась Зоя в маленьком кругу знакомых. Кроме Лизы, с которой провела в одной комнате двадцать один день и с которой узнали друг о друге столько, сколько не знают о них близкие родственники, Зоя общалась с одной пожилой женщиной, искренне верившей в Бога. На воскресенье та уезжала за двадцать километров в город, в храм, возвращалась в санаторий почти в исступлённо-восторженном состоянии, рассказывала о том, какое счастье она испытывала, пребывая на богослужении. У Зои раньше никогда не было таких знакомых, ей было с нею интересно.
Однажды они гуляли по тропинке, протоптанной в снегу на склоне холма, ведущей серпантином на его вершину, на пути была беседка, памятник старины, занесённая снегом. Было так романтично глядеть вниз с холма на долину, тонущую в снегу и вдали сливающуюся с небом, живым, вечным и тайным, и сколько ни гляди в это пространство, оно не станет ближе и доступнее. Ничего не нарушало тишины, кроме их шагов и нескольких фраз, произнесённых Зоей о величии мира. Женщина остановилась и сказала: «Я хочу помолиться за вас». Она опустила голову, погрузилась в мысли, ведомые только ей, и долго оставалась наедине с молитвами.
Они молча продолжили путь, и словно восприятие мира этой глубоко верующей женщиной передалось Зое, и она почувствовала себя, как никогда прежде, частицей бесконечного мира, в который она по чьей-то воле явилась, и в настоящий момент с ней эта добрая, чуткая женщина, не знакомая ей ранее, по воле случая оказавшаяся с ней рядом, и с которой она уже никогда не встретится, но в душе Зои оставит частицу своего «я».
Укладывая вещи в небольшой кожаный чемодан, Зоя решила провести последний вечер пребывания в санатории в одиночестве, но явившаяся с прогулки Лиза разрушила её планы:
- Сегодня идём на танцы, я не позволю тебе сидеть здесь одной, всё о чём-то думаешь, думаешь, используй в своих целях каждую минуту. И вечер выпал такой, что по графику отдыхающих - танцы. Они только два раза в неделю.
Лиза о грустном рассказывала не печалясь, есть такой тип людей, своему возрасту не придавала значения, бесконечно влюблялась, добивалась встреч, но мужчины всегда её оставляли. В жизни она не претендовала на многое, довольствовалась тем, что имела. Чувствовалась вялость её мышления, и в то же время было заметно, что оно направлено в одно русло: успеть ещё схватить удачу и уже не выпускать из рук. Её лицо было привлекательное, но умом она не блистала, чисто практичный ум провинциалки, не имеющей специального образования, ум, в котором не находилось места философским рассуждениям, для нее была недосягаема мысль о том, что каждый жизненный шаг не проходит бесследно, что всё значимо для будущей жизни. И Зою, переводчицу научно-исследовательского института, Лиза учила жить, давала ей советы.
«Что даст мне этот последний вечер, когда мысли уже в дороге, - думала Зоя, - перед смертью не надышишься, все радости жизни в себя не вберёшь».
Она любила делать всё обдуманно, настраиваться на соответствующие обстоятельства.
- Ладно, танцевать, так танцевать, - согласилась Зоя с доводами Лизы.
За три недели отдыха Зоя была в танцевальном зале раза три: зал просторный, паркетные полы. Ходила она на танцы не с целью познакомиться с кем-то из мужчин, приходила, чтобы окунуться в стихию молодости, которая ушла не так давно и время от времени врывалась в её душу и уносила в свой круговорот забвения. Когда наплывали из заоблачной дали звуки вальса, казалось, что они наплывали именно оттуда, к ней подходил один отдыхающий, немец из Поволжья, и они кружились в ритме музыки, думая каждый о своем. Его устраивала Зоя в качестве партнёра по танцам, протанцевали и свободны друг от друга.
Иногда приходила в зал цыганочка, лет двадцати, высокая, стройная, с очень тонкой и гибкой талией, в традиционной пышной и длинной, цветной юбке, в красивой блузке из натуральной ткани. Она появлялась внезапно, как интересный гость, когда застолье уже в разгаре. Никто ничего о ней не знал, она ни с кем никогда в зале не разговаривала, танцевала одна под все мелодии, самозабвенно, отрешенно, играя каждой частицей своего тела. Её присутствие вливало в зал струю свободы, раскованности, стихии духа и тела, словно свежий, морозный воздух врывался в зал и наполнял легкие танцующих очередной дозой кислорода, дающей новую энергию для движений.
-Во что мне сегодня одеться? - произнесла вслух Зоя.
-Надень самый красивый наряд, какой у тебя здесь есть, ведь твою стройную фигуру за три десятка лет время не испортило, а сделало совершенной.
«Да, - соглашается в душе Зоя, - время, как хороший скульптор, вытачивает и шлифует наши тела и лица, чтобы потом их изменить до неузнаваемости, медленно разрушая весь живой организм, оставляя в нём молодую душу, создавая некое противоречие: существование в единстве - порывов молодости и невозможность старости их реализовать. И это неизбежно, так как со временем спорить невозможно, солнце и то, достигнув зенита, идет на закат, потому что так задумано кем-то: всё - не навсегда, чтоб не остаться, не закрепиться, не задержаться, чтоб всегда ощущать, что ты не вечен как цветок, как день, как время года...
- Так и поступлю, как ты советуешь. Пусть сегодняшний вечер останется звенящим аккордом в моей дальнейшей жизни, полной забот и тревог.
Лиза взглянула на Зою и не нашла в её наряде ничего лишнего: строгое, длинное трикотажное платье, чёрного цвета, красиво облегающее фигуру, сиреневый шифоновый шарф и туфли на высоком каблуке. Шёлк тёмных волос, стекающих на плечи, контрастировал с золотым браслетом на её руке, который, по словам Зои, она надевала в редких случаях.
Увидя внимательный взгляд Лизы, Зоя сказала, имея ввиду свой скромный наряд: «Цвета' ночи, рассвета и полдня».
Зоя с Лизой вошли в танцевальный зал, где уже лилась музыка. Так же, как в предыдущие дни, вдоль стен на стульях в два ряда сидели отдыхающие разных возрастов, от тридцати до семидесяти. Не все желали танцевать, некоторые приходили только для того, чтобы посидеть, убить время и посмотреть на танцующих, но большая часть присутствующих танцевала. Лизу уже ждал её новый знакомый, и она сразу направилась к нему. Зоя села на свободное место и ждала окончания танца. К ней подходили и приглашали на танец то Лиза, то друг Лизы, то партнёр по танцам, немец из Поволжья. Уже танцевала цыганочка, подняв руки вверх и извиваясь всем телом, она точно плыла между танцующих пар, и они теснились, давая ей простор, словно комнатные растения распустившемуся полевому цветку.
Зоя шла в свой уголок, где она могла постоять, пропустив один или два танца, и неожиданно увидела молодого мужчину, стоящего у двери и смотревшего на неё, он не отводил взгляда, даже если Зоя это видела. Потом несколько раз подряд был вальс, и Зоя с прежним знакомым упоительно кружилась и кружилась, словно хотела натанцеваться долгое время вперед. Она не знала усталости, музыка сила её в свой чудесный мир. А после каждого танца Зоя видела синие глаза-ладьи мужчины, следившие за каждым её движением.
Это был взгляд не вызывающий, не любопытный, не страстный, не снисходительный, не изучающий, а наполненный радостью, излучавшей свет и тепло. Так смотрят на полотно картины, когда не в силах отвести глаз.
В одиннадцать часов музыка замерла, и отдыхающие двинулись по коридору корпуса к раздевалке.
Шум, суета, одевание, переобувание...
Зоя стояла в сторонке, ожидая, когда очередь убавится. Девушка-гардеробщица неторопливо подавала одежду.
«Эту девушку, - думала Зоя, - отдыхающие запомнят по её фразе, которую она постоянно повторяла, если в раздевалке объявлялось самообслуживание: «Девочки - налево, мальчики - направо», и ещё потому, что часто видели её в объятиях своей красивой подружки. Прячась за рядами зимней одежды, они не настолько скрывали свою привязанность друг к дружке, чтобы сделать её недоступной чужим взглядам».
Зоя дождалась своей очереди, надела любимую, длинную, песочного цвета, бельгийскую шубку из искусственного меха (надо было перейти в другой корпус) и вышла из здания.
Звенящий морозный воздух ударил в разгорячённое лицо Зои, она была рада ощутить его дыхание. Рядом с подъездом стояли мужчины, разговаривали и курили. Среди них Зоя увидела того молодого человека, который так долго смотрел на нее в зале. Он, без пальто стоящий на пороге, уже продрогший, шагнул к ней и сказал:
- Я боялся пропустить вас и не успел одеться, подождите меня, пожалуйста.
Он вернулся в корпус и быстро вышел. До закрытия корпуса оставалось тридцать минут.
-Завтра в восемь часов утра я уезжаю, - поспешила сообщить Зоя, как бы оправдываясь за согласие подождать его.
- Почему? - спросил её собеседник.
- Закончился срок путевки.
- Неужели завтра? Не может такого быть!
Явно, что это сообщение Зои направило мысли мужчины в другое русло.
Они шли по присыпанной снегом тропинке, ни о чём друг друга не спрашивая, словно боялись что-то узнать, что могло бы разрушить их восторг, радость, беспечность, охватившие их и носившие по волнам непредсказуемых минут.
И вдруг Зоя услышала слова, и ей показалось, что произнёс их не идущий рядом с ней человек, а выдохнула повисшая над ними снежная ночь:
- Пойдемте ко мне в номер, мой сосед по комнате нынче в отъезде. Нет другого варианта. Через пять минут мы можем оказаться за закрытой дверью.
- Вы даже не знаете моего имени...
- Да, вы так ошеломили меня своим сообщением об отъезде, что я не подумал об этом. - И поспешив исправить ошибку, произнёс: - Меня зовут Женя.
- А меня - Зоя.
«Заглавные буквы имен стоят рядом в алфавитном порядке, - мысленно отметила Зоя, - может, ещё где-то окажемся рядом».
Они вошли в корпус.
В холле, на первом этаже, работал телевизор, и несколько человек смотрели какой-то фильм. Рядом с холлом находилась комната, где жил Евгений, маленькая, стандартная, на двух отдыхающих.
Войдя, Зоя сняла шубку и повесила у двери.
Евгений что-то убирал со стола, с окна, а она стояла посреди комнаты, о чём-то размышляя.
К ней подошёл Евгений, глаза их встретились, Зоя заглянула в них глубоко-глубоко, точно в бесконечный мир души, и не погрузилась в него, в этот мир, не утонула в нём, потому что в глазах она не увидела своей вселенной - это были уже не глаза-ладьи, синие-синие, зовущие за собой, в них было что-то непроницаемое, это «что-то» не пугало, не отторгало, не волновало, не звало и не влекло, не захватывало дух, в них скользнул тонкий огонёк удачи, неожиданно ишедшей, удачи, с которой их владелец уже не мог расстаться, и этот огонёк разрушил все сомнения.
Мир чужой души, непроглядный, как омут, стоял на пути Зои, в нём было что-то приземлённое, как заученная фраза насчёт погоды. Зоя могла бы поступиться своими принципами, она шагнула бы в пропасть, если бы повелело её сердце, но в тот миг оно молчало. Она подошла к вешалке, взяла свою шубку и шагнула к двери, Евгений преградил ей путь, но в её голубых, распахнутых и испуганных глазах он прочел растерянность и в то же время непоколебимую волю - уйти, а значит, напрасно удерживать.
Евгений шагнул в сторону и освободил ей дорогу.
Зоя прибежала в свой корпус, когда дежурная собиралась замыкать дверь, вошла в комнату.
Лиза сидела на кровати, накручивая волосы на бигуди.
Она видела Зою, когда та стояла с мужчиной, и поэтому спросила:
- О чём беседовали?
«Лучше рассказать Лизе, которая, может, и не поверит сказанному, но отреагирует на информацию», - решила Зоя. Когда Зоя закончила рассказ, Лиза промолвила:
-Во глупая, из доисторических времён, что ли? Тебе только в психотерапевтическом кабинете вести приём.
- Какая есть, - ответила Зоя.
Попрощавшись с сонной Лизой, в семь часов утра Зоя вышла из своего корпуса. Ничто не нарушало тишину, кроме её шагов. Деревья в лёгком инее были неподвижны. Зоя окинула взглядом холм, на склоне которого застыли сосны, напоминавшие путников, спускавшихся с гор, но невидимый волшебник заколдовал их, и они остановились, в любую минуту готовые продолжить свой путь в долину снега. Зоя в мыслях попрощалась с соснами. Она действительно хорошо отдохнула, каждый день дышала воздухом соснового
бора, гуляя по склонам холмов и размышляя о сущности жизни.
Были ещё легкие сумерки, и она не сразу узнала в стоящем неподалеку мужчине вчерашнего знакомого, тот быстро подошел к ней. Этого она не ожидала.
Евгений взял из её рук чемодан, и они пошли рядом.
- Я не спал всю ночь, думал о вас, я хочу проводить вас. «Неужели у него не осталось на меня обиды? - думала
Зоя. - И что ему даст этот час перед моим отъездом?»
Она не могла знать, что он именно мечтал о женщине, которая захватила бы его мысли и чувства, покорила бы душу и сердце, как нахлынувшее весеннее солнце заливает поляну и она оживает под его теплом и светом. Не знала, что после того, как она ушла, он вышел в холл, сел у телевизора, смотрел на экран, а видел её и думал, думал о ней.
Евгений ни на секунду не отходил от нее. Некоторые отдыхающие уже вышли на прогулку и провожали их взглядами. Заметив это, Зоя сказала:
- Я уезжаю, а вам здесь оставаться, и кто-нибудь вам напомнит это утро.
-Меня это не волнует. - Ответил он и добавил голосом, в котором искренне звучали ноты, выражающие восторг и печаль: - Господи! Какая встреча и как мне жаль расставаться с вами. Почему судьба подарила только несколько часов и не могла подарить несколько дней, хотя бы даже один?
Он находился под влиянием нахлынувших чувств, хотя ничего не знал о женщине, очаровавшей его, и не хотел ничего знать о ней, ни о чём не спрашивал ее, только сожалел и сожалел, что минуты мчатся, приближая расставание, а секунды, как удары сердца, отсчитывают жизнь каждого. Но автобус задерживался, и у них ещё было время. Они гуляли и гуляли по территории санатория, так же не осыпая друг друга вопросами. Зачем? Через несколько минут Зоя уедет на Украину, а он - на границу России с Казахстаном. И пусть в его сознании останется её образ, загадочный, волнующий его душу и сердце, не тронутый разочарованиями, как остаётся в памяти кисть сирени, распустившаяся с пьянящим запахом весны, словно она, эта кисть, вечно цветущая, такая, как предстала взгляду в момент цветения, как мелькнувшая на миг вдали роща, манящая пышной зеленью и прохладой, и неведомы пассажиру, стоящему у окна в душном вагоне быстро несущегося поезда, её невзгоды и заботы. Возможно, Евгений желал, чтобы Зоя осталась в его памяти такой, какой он хотел бы её видеть, какой уже давно нарисовал в мечтах, конечно же, знавший в жизни обиды, невзгоды и разочарования.
В мыслях Зои, романтической натуры, родились строки, и она написала их карандашом на его санаторной карточке...
Слиянье взглядов, душ. и чувств. Ни поцелуев, ни объятий, ни безрассудных слов из уст - мгновений чудных восприятье.
Что такое мгновенье? Его не удержать и не унести с собой, как рассвет на ладонях, как на горячих губах снежинки, которые в этот миг срывались с небес и, словно в замедленной съёмке, приближались к их лицам. Но всё это фиксирует память и уносит с собой; может быть, и вечность - тоже, вбирающая всё в себя, чтобы когда-то, через миллионы лет, происходящее преподнести вновь, но уже как будто впервые. Пусть будет так, пусть всё светлое, доброе останется в вечности.

* * *
Через пять лет, во время летнего отпуска, Зоя летела в самолёте рейсом Киев - Ростов-на-Дону - Алма-Ата. Обычно, отправляясь в дорогу, Зоя из транспорта предпочитала поезд, но в этот раз в целях экономии времени отдала предпочтение самолёту. Во время полёта в самолёте ей стало плохо: она то проваливалась в бездну, при этом хватаясь за подлокотники
своего кресла, то вновь возвращаясь в реальность, видела, как в тумане, пассажиров, и расслабляла кисти рук. Когда самолет приземлился в аэропорту города Ростова-на-Дону, где Зоя должна выйти, она была в полусознательном состоянии. Пассажиры, оставляли салон, а Зоя оставалась в своём кресле. К ней подошла стюардесса и стала спрашивать её о самочувствии, Зоя не отвечала. Бортпроводница ушла, а через минуту вернулась к ней, чтобы привести её в сознание и помочь ей выйти на воздух. Вместе со стюардессой пришел второй пилот воздушного лайнера. Пилот приподнял Зое голову, и застыл в изумлении: неужели это она, Зоя, так часто присутствовавшая в его мыслях, являвшаяся ему во сне, выступавшая советчицей и судьей в его поступках, Зоя, оставшаяся светлой мечтой где-то там, за недосягаемым горизонтом, теперь - перед ним? Он видит её, представшую как бы апофеозом его желаний.
...Зоя открыла глаза, потрясла головой, как бы стряхивая последние остатки забытья, и осталась сидеть не шевелясь: перед ней был Евгений, она узнала его сразу. Сознание было чисто и ясно, и она сказала:
-Вот и опять у нас на встречу только несколько минут.
-Нет, - ответил Евгений, всё ещё не веря в реальность происходящего, - теперь мы не расстанемся так, как расстались прежде. Судьба свела нас во второй раз и, конечно же, не случайно, теперь - навсегда в этой жизни.
А Зоя испугалась своей мысли: «Неужели всё это сон, вот проснусь и ничего не будет: ни самолёта, ни Евгения, ни встречи, только долгая дорога к ней...»